"Могу квартиру твою отжать, но хочу по-человечески, с разрешения. Дай ключи", - решил "по-честному" поступить племянник.
Осколки донбасского сердца, безжалостно разорванного на части, отчетливее всего видны во взаимоотношениях между родственниками. Хорошо, когда в семьях царит взаимопонимание и единый взгляд на происходящие в Донбассе события.
А если нет? Что делать, когда подросток, обученный на сепаратистских блокпостах, однажды сдает в "КГБ ДНР" своего отца, из-за чего недавно перенесшему инсульт мужчине приходится сутками рыть окопы? Или воспитанник детского дома, взятый под опеку, после наступления 18-летия берет в руки автомат и идет воевать против страны, кормившей его все эти годы?
Каково это, жить среди родственников, ненавидящих тебя из-за любви к своей стране - Украине? На условиях анонимности историю своей семьи мне рассказала жительница Макеевки:
- У моих родных одна группа крови. У нас одни корни и одни предки. Мои бабушки-дедушки – настоящие украинцы, с сугубо украинскими фамилиями, оканчивающимися на "о". Но мои родные и близкие, те, с которыми выросла рука об руку, те, которые воспитывали меня, которых искренне любила, в одночасье забыли о нашем украинском происхождении.
Их не пронимает чувство гордости за страну, которая смогла сообща свергнуть режим, казавшийся вечным и непобедимым. Они остаются глухи к боли украинских солдат, погибающих на передовой. Их глаза не наполняются слезами при исполнении гимна. Их воображение молчит и не рисует картины встречи матери с покалеченным сыном, чудом вырвавшимся из пекла обстрелов. Они лишены сострадания и желания помочь солдатам, находящимся в зоне АТО.
Сейчас не знаю, что должно произойти и сколько времени, чтобы я смогла снова обнять родных, простить их или сказать слова признательности. Мы стали не просто чужими людьми. Мы стали такими, будто не знали друг друга никогда.
Тетушка Люда
"Я снова еду на Майдан, - пишу смс своей тетушке из города Брянка Луганской области, - хочу отпраздновать победу со своим народом".
Той самой тетушке, которая пишет стихи о своей тяжелой доле, живет на 900 гривен пенсии по инвалидности и боготворит Януковича&Азарова. Ее землянка, доставшая от бабушки с дедушкой, удивительным образом еще держится.
Для жилья из трех комнат пригодна только одна. Уголь купить не в состоянии, поэтому все времена года тягает из ближайшей посадки дрова. Вернее, их подобие, потому что они абсолютно не согревают ее лачугу в лютые морозы.
Ей немного за 50, но от плохой еды и тяжелой жизни уже выпали зубы. Она могла быть еще довольно цветущей женщиной, но превратилась в изнуренную старуху. Зато она следила за Януковичем, словно за идолом, прощала ему туфли из крокодиловой кожи, шикарное поместье, оттяпанное у государства. Аргументировала просто: ведь он же президент.
Маленькая неуютная комнатка тетушки Люды, никогда не знавшая холодной, а тем более горячей воды в доме, газа или ванны, обклеена плакатами Януковича и его слоганами "Почую кожного", "Щаслива родина – щаслива країна". Этот откормленный холеный президент словно насмехался над ее убогой жизнью.
Она не разделяла моей гордости за страну, за людей, которые выстояли, не сломались и шли до конца. В ответ приходили ее смс: "Какая победа! Весь Киев разграблен. Улицы изуродованы, сколько милиционеров погибло. Ха, чего вы добились". Это она пишет мне, находящейся на Майдане. Ей из телевизора виднее.
Через месяц от нее очередное сообщение: "Как вы там? Не приезжали ли бандеровцы, не громили ли здания, ты еще работаешь?" Ее пророчества через неделю сбываются с точностью до наоборот. Приехали крымские и российские наемники, захватили здание УВД, прокуратуры, исполкома, СБУ. В этих помещениях устроили и штабы, и общественные туалеты, и бордели. Естественно, я уже не работаю. Я складываю саквояж, и с семьей бежим, куда глаза глядят…
Прошло пять месяцев. Ее уже не интересует моя судьба. Смсок больше не пишет.
Моя вторая тетушка – Лида, 75 лет
Труженица, каких свет не видел, всю жизнь от зари до зари. Тоже из Брянки. Двоих детей вырастила. Умерла младшая сестра, в наследство оставив 4-летнюю дочь и взрослого сына. Пришлось над ними опекунство брать. И снова от зари до зари. И тех вырастила. Потом внуки пошли, разъехавшиеся дети съехались. Тяжелая работа на "трикотажке". Дача. Постоянные домашние хлопоты. Муж – человек из другого мира, общественно активный человек, никогда не вникал в ее тяжелую жизнь и не помогал ничем, кроме вовремя принесенной зарплатой.
"Соседки сказали, надо идти на референдум", - возражает мне, когда пытаюсь взывать к разуму, предугадывая события наперед. Объясняю ей, что потеряю работу, не смогу ей помогать. Не унимается: "Будь что будет, переживем". Меня и слушать не желает.
Сейчас у нее нет света, воды, газа, лекарств, продуктов питания. Без денег. Ходила за пособием в 900 гривен, хотя раньше получала нормальную пенсию.
Племянник Иван
Работник правоохранительных органов. Остался в оккупированной Макеевке, а не выехал вместе с милиционерами, оставшимися верными присяге Украины. Решил выживать на месте.
Живут дальше в одном доме. Папа боится сына. Сын боится папу.
Звонок от него не сулил ничего хорошего. "Могу квартиру твою отжать, но хочу по-человечески, с разрешения. Дай ключи. Сожительница из Крыма приезжает, некуда ехать".
Растеряна, обозлена, но понимаю, что сделать ничего не могу. Он поступит, как задумал. На следующий день соседи отзваниваются, мол, вооруженные люди взломали твою дверь, живут у тебя в квартире.
А полгода назад этот племянник и его мать потеряли квартиру, оставленную им в наследство. "Трешку" в центре города забрал банк, которому они оставляли жилье в залог. Жил у родителей сожительницы. Его мать где-то в России.
Теперь наслаждаюсь видом своей квартиры со страниц ВКонтакте. Его сожительница выкладывает фото своих гулянок, а на груди у нее красуются черно-оранжевые ленточки.
Кстати, живет племянник не только в моей квартире, но и ездит на чьем-то автомобиле. По его же словам, отжимает продукты питания у разъехавшихся предпринимателей и оставивших в городе продуктовые базы.
Так и выживает. Мне больше не звонит.
Сожительница Ивана
"Мы хотим в Россию", - на очередном семейном застолье заявляет "дарование". Что мешает? Вперед и с флагами. "Квартиры у нас там нет", - жалуется откормленная возлюбленная, которая ни разу в России-то и не была.
Теперь Россия уже сама дошла к ним. Даже и квартира имеется. Моя.
Семья родного брата
17-летний сын, уверовав в справедливость "ДНР", после ссоры с отцом бежит на ближайший блокпост и "сдает" родителя за плохое поведение. Бойцы, не особо разбираясь что да как, прибыли по указанному адресу, ударили прикладом по голове брата, перенесшего инсульт, и отправили рыть окопы на две недели.
К вечеру жена и сын (богатырского телосложения мальчик) приходят сжалиться над "провинившимся". Просят боевиков отпустить, те начинают вникать в ситуацию, из-за которой отец оказался в окопе, а сын - на поверхности. В результате "по мордам" получил и юный стукач.
Живут дальше в одном доме. Папа боится сына. Сын боится папу.
Жена брата
Женщина из числа тех, кто может коня на скаку остановить. Работает в селе от рассвета до заката. Читает журналы и постит в "Одноклассниках". Все больше о том, что укропы и нацики – изверги, фашисты и прочий бред. Во время одного из обстрелов брат звонит и делится впечатлениями, при этом указывает ненароком месторасположение постов ДНРовцев.
"Тихо, не сдавай ей наших", - шипит она в трубку брату.
Мальчик из детского дома
Звонок от него: "Я в ополчении, - гордо, звонко, счастливо, - укропов мочим"...
Парень мечтал стать великим художником, так как умел хорошо рисовать. Но взял в руки автомат. Он прожил у меня в доме 2 года. Кроме таланта у него ничего не было. Было тяжелое детство в детском доме, мать – кукушка, бросившая его на произвол. Эту мать он ждал в детдоме возле окна. Она обещала, но не приезжала. Так проходили годы. Потом в 15-летнем возрасте пришел в мою семью. Тихий, положительный, застенчивый. Тихим и застенчивым он и оставался. Но дома по-тихому стали пропадать драгоценности, деньги. Прощалось все. Школа вздохнула с облегчением, когда выпустила его из 9-го класса.
На льготных условиях - поступление в художественный колледж. Год тянули все, как могли. Прогулы за прогулами. Вранье за враньем. Кражи за кражами. На второй год все-таки исключили. На условиях мольбы, прошений и опять же льгот зачислен в ПТУ. Полгода продержался – и снова исключение. Опекунство закончено. Сейчас ему 18 лет.
Звонок от него: "Я в ополчении, - гордо, звонко, счастливо, - укропов мочим"...
Какие у него теперь мечты?
Моя бывшая работа
Коллеги за спиной язвили, выпытывая у соседки по кабинету, как со мной здороваться - "співати при зустрічі" гимн или "Слава Украине" кричать. Так и не определившись, как же поглумиться по-правильному, решили бежать к руководителю и с пристрастием доносить о моем понимании украинской идеологии. Руководитель, который уже досиживал свой срок, не повелся на их провокации. А вот новый начальник, принимая пропаганду из телевизора за чистую монету, пригрозил увольнением "за поддержку фашизма и идей нацизма".Сотрудники так воодушевились идеей очистить ряды от таких фашистов, как я, что стали прятать рабочую документацию.
Была одна сотрудница, называвшая себя руководителем, несмотря на то, что наши должности были равнозначными. С одной лишь ремаркой - она в областном центре, я в небольшом городе.
Указания раздавала по скайпу письменно и частенько злоупотребляла спиртным. В марте, в результате запоя, пишет сообщение с рабочего места: "Будем мочить бандеровцев". Заодно предложила заняться развалом работы госслужбы, когда приедут на руководящие должности чиновники из западных областей Украины (так тогда думали).
Через пару недель сепаратисты захватили наши рабочие места, мы выехали работать удаленно, а в октябре нас и вовсе сокращают…
Автор: Александр Билинский, http://ru.tsn.ua/blogi/author/aleksandr-bilinskiy
Автор: 
